"Петровки, самый разгар работ - и отец целый день на стройках. Приказчик Василь Василич и не ночует дома, а все в артелях. Горкин свое уже отслужил - "на покое", - и его тревожат только в особых случаях, когда требуется свой глаз. Работы у нас большие, с какой-то "неустойкой": не кончишь к сроку - можно и прогореть...

Ранним утром, солнце чуть над сараями, а у крыльца уже шарабан. Отец сбегает по лестнице, жуя на ходу калачик, прыгает на подножку, а тут и Горкин, чего-то ему надо. Что тебе еще?.. - спрашивает отец тревожно, раздраженно, - какой еще незалад?

- Да все, слава Богу, ничего. А вот, хочу вот к Сергию преподобному сходить помолиться, по обещанию... взад-назад.

Отец бьет вожжой Чалого и дергает на себя. Чалый взбрыкивает и крепко сечет по камню.

- Ты еще... с пустяками! Так вот тебе в самую горячку и приспичило? Помрешь - до Успенья погодишь?..

Отец замахивается вожжой - вот-вот укатит.

- Это не пустяки, к преподобному сходить помолиться... - говорит Горкин с укоризной, выпрастывая запутавшийся в вожже хвост Чалому. - Теплую бы пору захватить. А с Успенья ночи холодные пойдут, дожжи... уж нескладно итить-то будет. Сколько вот годов все собираюсь...

- А я тебя держу? Поезжай на машине, в два дня управишься. Сам понимаешь, время горячее, самые дела, а... как я тут без тебя? Да еще, не дай Бог, Косой запьянствует?..

- Господь милостив, не запьянствует... он к зиме больше прошибается. А всех делов, Сергей Иванович, не переделаешь. И годы мои такие, и...

- А, помирать собрался?

- Помирать не помирать, это уж Божия воля, а... как говорится, - делов-то пуды, а она - туды!

- Как? Кто?.. Куды - туды?.. - спрашивает с раздражением отец, замахиваясь вожжой.

- Известно - кто. Она ждать не станет - дела ли, не дела ли, - а все покончит.

Отец смотрит на Горкина, на распахнутые ворота, которые придерживает дворник, прикусывает усы.

- Чудак... - говорит он негромко, будто бы на Чалого, машет рукой чему-то и выезжает шагом на улицу.

Горкин идет расстроенный, кричит на меня в сердцах: "Тебе говорю, отстань ты от меня, ради Христа!" Но я не могу отстать. Он идет под навес, где работают столяры, отшвыривает ногой стружки и чурбачки и опять кричит на меня: "Ну, чего ты пристал?.." Кричит на столяров чего-то и уходит к себе в каморку. Я бегу в тупичок к забору, где у него окошко, сажусь снаружи на облицовку и спрашиваю все то же: возьмет ли меня с собой. Он разбирается в сундучке, под крышкой которого наклеена картинка - "Троице-Сергиева лавра", лопнувшая по щелкам и полинявшая. Разбирается и ворчит:

- Не-эт, меня не удержите... К Серги-Троице я уйду, к преподобному... уйду. Все я да я... и без меня управитесь. И Ондрюшка меня заступит, и Степан справится... по филенкам-то приглядеть, велико дело! А по подрядам сновать - прошла моя пора. Косой не запьянствует, нечего бояться... коли дал мне слово-зарок - из уважения соблюдет. Как раз самая пора, теплынь, народу теперь по всем дорогам... Не-эт, меня не удержите.

- А меня-то... обещался ты, а? - спрашиваю я его и чувствую горько-горько, что меня-то уж ни за что не пустят.

- А меня-то, пустят меня с тобой, а?..

Он даже не глядит на меня, все разбирается.

- Пусть тебя, не пустят... - это не мое дело, а я все равно уйду. Не-эт, не удержите... всех, брат, делов не переделаешь, не-эт... им и конца не будет. Пять годов, как Мартына схоронили, все сбираюсь, сбираюсь... Царица Небесная как меня сохранила, - показывает Горкин на темную иконку, которую я знаю, - я к Иверской сорок раз сходить пообещался, и то не доходил, осьмнадцать ходов за мной. И Преподобному тогда пообещался. Меня тогда и Мартын просил - помирал, на Пасхе как раз пять годов вышло вот: "Помолись за меня, Миша... сходи к преподобному". Сам так и не собрался, помер. А тоже обещался, за грех...

- А за какой грех, скажи... - упрашивают я Горкина, но он не слушает.

Он вынимает из сундука рубаху, полотенце, холщовые портянки, большой привязной мешок, заплечный.

- Это вот возьму и это возьму... две сменки, да... И еще рубаху расхожую, и причащальную возьму, а ту на дорогу, про запас. А тут, значит, у меня сухарики... пошумливает он мешочком, как сахарком, - с чайком попить - пососать, дорога-то дальняя. Тут, стало быть, у меня чай-сахар... - сует он в мешок коробку из-под икры с выдавленной на крышке рыбкой, - а лимончик уж на ходу прихвачу, да... ножичек, поминанье...- сует он книжечку с вытесненным на ней золотым крестиком, которую я тоже знаю, с раскрашенными картинками, как исходит душа из тела и как она ходит по мытарствам, а за ней светлый Ангел, а внизу, в красных языках пламени, зеленые нечистые духи с вилами, - а это вот, за кого просвирки вынуть, леестрик... все по череду надо. А это Сане Юрцову вареньица баночку снесу, в квасной послушание теперь несет, у преподобного, в монахи готовится... от Москвы, скажу, поклончик-гостинчик. Бараночек возьму на дорожку...

У меня душа разрывается, а он говорит и говорит и все укладывает в мешок...

Приезжает отец - что-то сегодня рано, - кричит весело на дворе: "Горкин-старина!" Горкин бежит проворно, и они долго прохаживаются по двору. Отец веселый, похлопывает Горкина по спине, свистит и щелкает. Что-нибудь радостное случилось? И Горкин повеселел, что-то все головой мотает, трясет бородкой, и лицо ясное, довольное. Отец кричит со двора на кухню:

- Все к ботвинье, да поживей! Там у меня в кулечке, разберите!..

Все едят весело, похрустывают огурчиками, хрящами - хру-хру. Обсасывая с усов ботвинью, отец все чего-то улыбается... чему-то улыбается?

- Так... к преподобному думаешь? - спрашивает он Горкина.

- Желается потрудиться... давно собираюсь... - смиренно-ласково отвечает Горкин, - как скажете... ежели дела дозволят...

- Так когда же думаешь к Троице, в четверг, что ли, а? В четверг выйдешь - в субботу ко всенощной поспеешь.

- Надо бы поспеть. С Москвой считать, семь десятков верст. К вечерням можно поспеть и не торопиться... говорит Горкин...

У меня расплывается в глазах: ширится графин с квасом, ширятся-растекаются тарелки, и прозрачные, водянистые узоры текут на меня волнами. Отец подымает мне подбородок пальцем и говорит:

- Чего это ты нюнишь? С хрену, что ль? Корочку понюхай.

Мне делается еще больней. Чего они надо мной смеются!..

- Может и мы подъедем... - говорит отец, - давно я не был у Троицы.

- Вот, хорошее дело, помолитесь... говорит Горкин радостно.

- Мы-то по машине, а его уж... глядит на меня отец, прищурясь, - Бог с ним, бери с собой... пускай потрудится. С тобой отпустить можно.

Верить - не верить?

- Уж будьте покойны, со мной не пропадет... радость-то ему какая! - радостно отвечает Горкин, и опять растекается у меня в глазах. Но это уже другие слезы...

И на дворе, и по всей даже улице известно, что мы идем к Сергию преподобному, пешком. Все завидуют, говорят: "Эх, и я бы за вами увязался, да не на кого Москву оставить!" Все теперь здесь мне скучно, и так мне жалко, что не все идут с нами к Троице..."

Так удивительно радостно и светло рассказывает Иван Шмелев о событии, достаточно распространенном в среде простых православных в не очень далеком прошлом.

Богомолье! Сколько в этом слове было ярких впечатлений и событий! С богомольем прерывалась степенная череда суетных дней, разрывался неизбежный круг жизни, душа поднималась над обыденностью, уносясь ввысь, к Богу! Впечатления от посещения святых мест на всю жизнь оставались самыми яркими воспоминаниями, бережно сохраняемыми и передаваемыми от поколения к поколению.

Отдохновение души! Вот что чувствовали и испытывали паломники, устало взбивающие толстый слой пыли на бесконечных российских просторах, оседающей на плечах и котомках, грязными разводьями текущей по горящим от полуденного зноя лицам. Радость наполняла сердца, ибо все эти, добровольно принимаемые тяготы являлись их посильным подвигом в деле искупления повседневных грехов. И как высшая награда были для них колокольный звон приближающихся монастырей, торжественные, многолюдные богослужения, поклонение святым мощам, общение со старцами и другими паломниками. Высшими святынями являлись и бережно сохранялись приобретенные на богомолье свечи и просфоры, иконы, крестики и т.п.

Богомолье совершали не только простой люд. Яркий пример истинного богопочитания для своих подданных являли и царствующие особы, регулярно принимая, особенно во время постов, на себя паломнический труд.

В настоящее время, с возрождением Православия в России, возобновляются и благочестивые традиции паломничества по святым местам. Все более и более православных, особенно летом, предпочитают потрудиться на ниве Божией подвигом богомолья. Десятки тысяч из них ежедневно наполняют вновь открытые монастыри, совместной молитвой воздавая хвалу Богу, нашему Творцу и Спасителю.

Посильный вклад в это святое дело вносят и верующие Ижевской и Удмуртской епархии. Регулярно в наших приходах организуются паломнические поездки на автобусах, и многие из вас уже успели принять в них участие. Но не всегда совместная поездка возможна и удобна по времени, либо в вашем приходе по тем или иным причинам просто не возможно организовать такую совместную поездку, например, из-за малочисленности прихожан, или финансовых трудностей.

В предверии летних отпусков мы приступаем к публикации цикла статей, рассказывающих об особо значимых и посещаемых в настоящее время российских монастырях. Мы надеемся, что представленная информация поможет вам организовать совместную паломническую поездку одному, с семьей или просто с друзьями. Также мы публикуем советы паломнику, исполняя которые, вы сможете достичь своей цели наиболее безболезненным путем.