Так продолжалось до гражданской войны, которая стала водоразделом, гранью между двумя эпохами. Гражданская война сломала устоявшуюся, размеренную жизнь. Видимо, собственно переворот - "революция" семнадцатого года - не очень изменила жизнь в таких тихих заводях, как дальние села нашего края. И только уже в гражданскую волны смуты докатились и до этих мест и подняли со дна всякую грязь: злобу, корысть, слепое желание мстить. Во время гражданской Дебессы были ареной военных действий. Несколько раз село занимали то белые, то красные...

После гражданской священник Семен Татауров был выселен из церковного, "казенного", дома: потребовалась квартира новому партийному начальству. Несколько лет семья скиталась по частным квартирам. Выход был один - самим строить себе жилище.

Строили Татауровы свой дом, точнее, домик, три года. Строили сами: отец Семен был не только истовый богомолец, христианин, талантливый музыкант, он умело орудовал и пилой, и плотницким топором, и мастерком печника. В новый дом семья вселилась в двадцать восьмом. А в тридцатом... все было отнято! Началось раскулачивание. Очень уж диктатуре пролетариата нужен стал этот новый домик - маленький, но такой аккуратный, уютный и ухоженный, что просто грех было не уступить ей. Церковь в селе закрыли. Всех ее служителей сослали в Тобольск. Новой власти мешали все эти попы, купцы и дьяки - кто там еще? И с ними расправлялись - безжалостно и хладнокровно - помните, как говорил товарищ Луначарский? Ну, да не это важно.

Итак, Тобольск. Из сосланных в те места мало кто выживали и еще меньше - возвращались домой. Но, видимо, обвинение было настолько абсурдным, что настоятелю Дебесского храма удалось освободиться.

В те годы многие из переживших ужас и унижения арестов, обысков, решений "троек", тюрьмы, ссылки служителей церкви не захотели дальше подвергать себя и своих близких опасностям и издевательствам. Но Семен Иванович по своим глубоким религиозным убеждениям и многочисленным и настойчивым просьбам прихожан не мог оставить службу. Снова началась трудная жизнь, начались скитания по разным квартирам единственного в селе священника. Местные власти не брезговали ничем, чтобы закрыть храм. Например, поступало решение райисполкома: " Завтра утром в виде налога внести 1000 рублей", - хотя авторы сей директивы хорошо знали, что таких денег в церкви нет. Выручали добрые люди: учителя, лесничий, начальник почты Евгений Шатунов. Конечно, каждый, опасаясь за безопасность своей семьи, помогал батюшке и церкви тайно. Во всем помогала мужу Юлия Филипповна. Она обшивала всю "знать", всех районных начальников. Благо, что еще в юности, на Вологодчине, она многому научилась у вологодских кружевниц, портних и белошвеек. И сейчас, в трудную для семьи и церкви годину, будучи хорошей портнихой, вносила свою лепту в церковные налоги. Получалось, что, пользуясь услугами матушки - швеи, жены партийных боссов невольно поддерживали и семью священника, и церковь.

Но в 1937 году по ложному, сфабрикованному кем-то доносу, священник Семен Иванович Татауров был вновь арестован и сослан - сейчас уже на Дальний Восток, где вскоре умер. Умерла и Юлия Филипповна, не выдержав всех издевательств. Супруга Евгения Александровича Мария Сергеевна Шатунова очень жалела и часто вспоминала батюшку с матушкой. Рассказывала, что над матушкой с детьми в Дебессах местные коммуняки поиздевались вволю! Запретили всякому пускать их на ночлег, кормить, мыть в бане. А кому захочется этапом в Сибирь? Пуганая ворона, как говорят, куста боится. Боялись поделиться куском хлеба, теплом, крышей над головой. Юлия Филипповна понимала: истинно верующие таковыми и остались, только нельзя же в стране-тюрьме заключенным быть откровенными с надзирателями. И старались не подводить соседей, знакомых, вчерашних друзей. Вторая разлука с мужем - его смерть, переживания за детей, боль за судьбу потерявшей прежние устои родины - все это привело к плачевному результату. Та же Мария Сергеевна Шатунова с горечью рассказывала, что матушка лишилась разума и умерла, не дожив до старости.

...Сейчас в Дебессах вряд ли кто знает о судьбе Семена Ивановича Татаурова - одного из тысяч священнослужителей, пострадавших за веру. Может быть, только в архивных или музейных документах можно встретить его имя. А вот в конце шестидесятых годов прошлого века, когда рядом с главным зданием педучилища вырыли котлован для будущего клуба, и на дне его мы, студенты, видели белые черепа, мне казалось, что надругались и над могилой Семена Ивановича. Хотя я знала, что умер он не в Дебессах, что нет возле бывшего храма его могилы, что, возможно, ее вообще нигде нет, и все-таки было стыдно и жутко проходить мимо тех костей. Тогда-то еще ведь были живы люди, которые знали Татауровых. Даже помнили, что многие называли его в приходе "святая простота" и "не от мира сего" - за подвижничество и бескорыстие.

...Одной из детей Семена Ивановича - дочери Елене - добрые люди посоветовали уехать подальше из дома, благо, к началу репрессий была она уже взрослой девушкой. Елена Семеновна уехала в Ивановскую область, вышла замуж, говорят, за какого - то красного командира или активиста, который вскоре оставил ее с малым дитем на руках. Но молодая женщина сумела выстоять, пронесла через все жизненные невзгоды чистоту души и крепкую веру в Бога, вырастила достойным человеком сына. Оттуда, из "ситцевого края", она до самой смерти писала Марии Сергеевне Шатуновой, тоже, кстати, испытавшей "доброту" советской власти. Шестнадцатилетним пареньком ее сын отсидел пять лет в сталинских лагерях, и, если бы не смерть "вождя", может быть, и не вернулся бы из "солнечной" Игарки никогда...

Сейчас уже очень давно их обеих нет в живых, а переписываемся мы, их внучки, дожившие, можно сказать, до собственных внуков. Но это уже, как говорится, совсем другая история, я же хотела только напомнить прихожанам Дебесской православной церкви: помяните в своей молитве вашего бывшего настоятеля раба Божьего Симеона. К слову, это имя в переводе означает - услышанье. Пусть бы он услышал, что мы помним о нем, и донес бы до Господа грешную нашу молитву о сохранении страны Российской от неверия, ересей и раскола. Ослабленному, больному нашему обществу второго " великого Октября" уже не выдержать.