Но есть надежда, что как-то с Божией помощью писанина моя управится и кому-то она нужна будет и хоть один человек сможет смутно представить себе, что же всё-таки происходило. Поэтому заранее прошу извинить за огрехи, если таковые заметите. А рассказ о покаянном Крестном ходе, который остановился в Чайковском на три дня, а на четвертый забрал и меня с собой, я хочу начать с людей. Интереснейших, просветленных, намучившихся, но не стенающих. События характера исторического происходят сейчас в пути до Костромы к Ипатьевскому монастырю, и аналогов 2-тысячному километражу Крестного движения не было еще нигде и никогда. Потому-то так важно попытаться хоть сколь-нибудь вразумительно объяснить это чувство внутри от происходящего наяву.

Что на самом деле поразительно, так это присутствие в процессии людей самых разных. Они не только живут по-разному и непонятно каким образом собрались здесь вместе, кажется даже, что никогда и не должны были встретиться. С Феклой - женщиной средних лет, удивительно открытой, доброй и просветленной, - я познакомился сперва как с мамой 9-летней девочки, также стиравшей ноги в мозоли по дорогам. Но о маленькой Анюте позже. Так вот, Фекла легко согласилась поговорить, вначале лишь шутливо заметив: "А чего хорошего я могу вам рассказать?" Оказывается, женщина вместе с ребенком отправилась в ход с самой южной точки, из которой могли только собраться паломники, - из курортного Сочинского рая. В Сочи у них есть квартира, но уже несколько лет Фекла живет у православного старца, помогая ему в хозяйстве.

Мне, может быть, впервые в жизни удалось наблюдать такой необычный человеческий типаж: на лице одновременно и удивительная смиренность, покорность (даже положение тела особенное - легкий наклон корпуса к собеседнику), и лучезарная улыбка, от которой не расслабляешься, но чувствуешь благость.

О Крестном покаянном ходе Фекла узнала за несколько дней до выхода процессии из Ипатьевского дома в Екатеринбурге. Кажется, времени оставалось не более недели. "А я захотела, - говорит женщина, - но денег не было на дорогу. Потом как-то все управилось с Божьей помощью. Собралась и поехала". Вместе с приятельницей (Фекла говорит так: "С одной рабой Божией") они специально для хода взялись расшить икону Казанской Божьей Матери. Расшить сотнями белых бусинок перламутрово-белых, стразами в нимбе и бисером. Поскольку времени у них было совсем мало, а работа кропотливая требовалась, на совесть, трудились они упорно, неустанно, а закончить рукоделие сумели только за десять минут до отхода поезда из Сочи до Екатеринбурга.

Наверное, надо отметить, что наша собеседница вовсе не дилетант и не новичок в православных деяниях. Она много путешествовала по монастырям с тех пор, как ее покойный муж (кстати, чернобылец) стал сильно болеть и ребенок маялся болячками. Кто-то подсказал ли, само ли пришло ощущение необходимости двигаться к Богу, женщина отправилась в монастырь, где трудилась по возможности, насколько позволяло время. Однажды она направилась помогать монашкам в очередной раз и взяла с собой свою старшую 13-летнюю дочку. Вышло так, что девочка решила остаться в монастыре, слезами умывалась, но просила мать оставить ее под сводами храма.

- Как я испугалась, - говорит Фекла, - думала сначала, что на неделю останусь, но после такого решила сразу же на следующий день отправиться домой. Думала, может, забудет она свой каприз, и не представляла, как можно оставить родного ребенка, отдать в монастырь. Сейчас вот, когда слышу, что матерям не нужны дети, поэтому они их в монастыри сдают, не верю, потому что общалась со многими молодыми девушками, спрашивала, как они решились на такой шаг. Ну и ничего, живут, трудятся во Славу Божию. Свою дочь мне пришлось все-таки оставить там, потому что она никак не хотела домой возвращаться. Поначалу так тяжело мне было, невыносимо. Я всё думала, как она там, плакала, приезжала в монастрыь, по месяцу рядом с ней жила. А потом успокоилась. И сколько интересных историй узнала за это время.

Разговаривала там с одной послушницей - девушка красоты писаной. Знаете, вот очень красивая, бывает же так. Ну, и она рассказывает, как в монастырь ушла. Работала в детском саду и пришла в один день домой. Пока отдыхала, по телевизору стали Кашпировского показывать. Она и говорит: "Дай, думаю, как обычно, расслаблюсь". Села в кресло перед телевизором и всё: сердце остановилось, умерла. Увидела себя сверху как будто, и такой грязной, что потом долгое время не могла даже детей к себе подпускать. Они к ней липнут, а она их прогоняет, чтобы не подпускать к этой грязности своей. Времени сколько-то прошло, забылось это, а во второй раз произошло то же самое, но уже теперь она увидела грязным этого Кашпировского. Очнулась от того, что ее кто-то по плечу похлопал, а она уже в церкви. "Что-то случилось у вас, девушка? Вы уже час стоите перед иконой и плачете, никто с вами ничего сделать не может". Вот так оказалась в монастыре…

Дети в Крестном ходе не цветы. Скорее, нонсенс. Повод для удивленных расспросов и постоянного беспокойства. Маленький двухлетний Николай из Костромы - непоседа с большими темно-карими глазами и чумазым лицом - путешествует по России в коляске. Большей частью он мирно спит, не обращая внимания на происходящее, убаюкиваемый многочасовым прослушиванием молитв над собственным ухом. Николай - общая радость и забава. Кроме того, символ всей затеи, поскольку родился он в день рождения Николая II, назван его именем и двинулся в поход вместе с мамой в этот же день. У Николаши много важных дел: орудовать большой палкой, норовя попасть во что-нибудь или кого-нибудь, хватать за ноги паломников, которые попадают в поле его зрения, и просто удивленно наблюдать за тем, что творится вокруг. Иногда на стоянках мальца усаживают в коляску, пристегивают ремешком, чтобы не убежал - это в том случае, если он начинает совсем уж неистовствовать, мешая своими важными делами важным делам взрослых. И в каждой церкви, где останавливается Крестный ход, маленький Николай становится центром внимания по вполне понятным причинам.

А вот 9-летняя Анюта уже идет пешком. В длинной ситцевой юбке в мелкий цветочек и платке, с веснушками на носу, она похожа на беззаботную деревенскую девчонку. Аня - дочь Феклы. Мы с ней разговорились, сидя в машине во время привала.

-Не-а, - отвечает Анютка, сморщив нос, - иногда на машине еду, когда устану. Вот эта машина красивая (мы находимся в новой "десятке"), я такую тоже хочу. И дом хочу, в котором мы жили у вас, такой же.

- Ага, где денег-то столько взять?!

Анютка, несмотря на возраст, в школу не ходит. Почему не ходит - не знает. Но собирается вскоре взяться за книги, которые ей купят, чтобы она осваивала науки. Читать, правда, умеет. Вдохновенно рассматривает свежий номер "Частного Интереса", моментально отыскав в нем яркую детскую страничку. Спрашиваю ее:

- Нет.

- И радио нет.

- Не знаю, - пожимает плечами девчонка, переключаясь на изучение устройств в салоне автомобиля.

Глубоко верующие люди избегают всякого рода средств массовой информации, поскольку не нуждаются в них. Новости важные и без того быстро разносятся по свету, а остальная мишура - от лукавого. Как сказал мне священник, телевизор еще две тысячи лет назад был обозначен в Священном Писании как бесовская икона, которой должны будут поклоняться люди, а кто не поклонится - будет гоним. И к чему я упоминаю об этом: Анюта, не упирающаяся в "ящик", как наши дети, и мыслит совершенно по-другому, и видит вокруг иное. Совершенно точно могу сказать - поведение у ребенка не типичное для сегодняшнего дня. Оба малыша в этом Крестном ходе - яркие огоньки, и, как ни странно, теперь уже не представляется происходящее без их участия. Хотя не факт, что они вместе с родителями дойдут до Костромы- конечной остановки.

На подходе к нашему городу участники хода остановились на привал возле кладбища на Становой. Там мы и встретили их впервые, как полагается, хлебом-солью. Разобрать с первого взгляда, кто есть кто, невозможно (действительно, человек тридцать и все разные - в рясах, с окладистыми бородами, в казачьем обмундировании, в мирской одежде - каждый мог оказаться "ведущим"). Отца Александра нам представили главным священником процессии, на плечи которого легли все хлопоты от наблюдения за порядком до организации ночлега и питания. Строгости и выдержке батюшки можно позавидовать и подивиться. Позже, когда колонна вышла уже из Чайковского, на одном из привалов мы разговорились за жизнь. Отец Александр служит в двух храмах сразу - на границе Пермской и Свердловской областей в селе Ключи. На Крестный ход он был благословлен высшим духовенством. Ему придется пройти до финала, до конца хода, доставить в Ипатьевский монастырь главную икону - образ Царственных Великомучеников. Как говорит батюшка, в шествии порядок строг, как в армии. К движению в каждом городе могут присоединиться десятки человек. Кто-то пройдет пару километров, кому-то захочется провести в пути целый день, ну а тем, кто решит двинуться дальше, придется удостоверить идущих в собственной надежности. Действительно, под иконами мог бы затеряться любой - беглый ли из дома или из тюрьмы, вот почему у прибивающихся к шествию надолго… проверяют документы.

Батюшка скорее справедлив, чем строг: замечание сделать может даже мирянам, крутящимся возле крестной братии. Но слушаются его беспрекословно, хотя и в голову, наверное, никому не пришло бы противиться, тем более что правила поведения здесь нехитрые и понятны каждому.