Точка зрения
Церковь и мы
Вот уже семь лет, как государство перестало стоять между человеком и храмом. Наверное, были у вождей Советского Союза земные мотивы для того, чтобы закрыть наконец последний фронт гражданской войны. А для верующего разума это все равно чудо. Когда-то Бог испытывал свой народ, 70 лет удерживая его в «вавилонском пленении». И вот, новое 70-летие плена и позора. Можно за 70 лет разрушить то, что строилось тысячу? Да. Можно ли за семь лет воссоздать то, что разрушалось семь десятилетий? Нет, но сроки спутались, времена сжались.
Первоначально казалось, что незаметным, поистине молекулярным трудом удается за десятилетия воссоздать то. что было разрушено и в Церкви, и в стране, и в душах. Восстановить храмы, учить в них людей молитве и с глазу на глаз беседовать с теми, кто сам в своем сердце почувствовал зов к вере... Но случилось иначе.
Россия в мгновение ока преобразилась из страны тотально атеистической в страну небывало религиозную, где число верующих в несколько раз превышает число жителей. Скажете, так не бывает? Так попробуйте опросить хотя бы своих соседей по лестничной площадке. Сперва задайте им вопрос: «Считаете ли вы себя православными?» Наверное, процентов 40 ответят, что — да. Через неделю спросите их же, верят ли они в астрологию. С оговорками, шутками и увертками 70 процентов скажут: «Что-то такое в ней есть». Еще через неделю попробуйте узнать, верят ли они в «диагностику кармы» и «переселение душ» Наберется еще процентов 30. Затем поинтересуйтесь, что они думают о «летающих тарелках», «сглазе» и о «народных целителях». Затем суммируйте результаты опросов — окажется, что на 20 реальных людей пришлось не менее 60 адептов той или иной веры.
«Влияние Церкви...» Во-первых, Церковь может влиять только на того человека, который всерьез к ней относится. В стране, которая единым махом перескочила от общества победившего атеизма к стране торжествующего язычества, какое может быть влияние Православной Церкви?! Во-вторых, влияние Церкви — это не влияние церковно-политического аппарата.
Когда я учился на кафедре научного атеизма, преподаватели часто говорили, что в идеологической борьбе церковь старается так модернизировать проповеди, чтобы завлечь в свои сети как можно больше молодежи.
По переходе моем в семинарию я с разочарованием обнаружил, что никаких таких «планов» у наших богословов и иерархов не было. Нет и поныне. Нехитроумные церковные политики или миссионеры уловили души тех людей, что сейчас наполняют православные храмы. Они сами пришли. Точнее — Господь их привел.
Так что на общество Церковь сегодня влияет двумя способами. Прежде всего, богослужением. Человек, забредший в храм хоть на пятнадцать минут, хоть немного понял во внутренней тишине, хоть какая-то житейская или душевная болячка перестала его терзать на один вечер (или на полчаса). Я не говорю, что это норма или, тем паче вершина духовной жизни — но ведь и «лепта вдовицы» в Евангелии оправдывается, и даже пять минут со свечкой в руке у храмового Распятия способны дать душе что-то, чего она не может расслышать в толпе...
Второй способ влияния Церкви — это ее конкретное слово, не столько утешающее, сколько требующее. Хочешь прийти к Богу — будь добр двигаться. Хочешь очищения души — вот тебе заповеди. Хочешь быть христианином — отрекись от служения ложным богам, перестань боготворить свои похоти (националистические, интеллектуальные, политические или просто житейские) Хочешь разобраться в богословии — потрудись приучить свою мысль к дисциплине, к логике. Хочешь причаститься — прежде пойди на исповедь и покайся в своих грехах. Хочешь по лучить примирение со Христом и Церковью после исповеди — дай в своем сердце обещание по мере сил хранить чистоту. И еще — избегать многоверия и многобожия, не ходить к шаманам и «целителям», избегать сектантских собраний... А как иначе расти в духе и добре? Вот и получается, что Церковь прежде всего осложняет жизнь человека. Она не гладит его по макушке и не говорит ему: «Живи, как живется, верь, как верится, и вообще будь как все». Она напоминает, что кроме обычных правил человеческой жизни есть еще Божьи заповеди, есть еще законы жизни духовной.
А кому же охота налагать на себя еще одно «иго»? Очень немногим. Тем немногим, кто готов прорваться к Церкви и ко Христу сквозь самих себя. Такие люди приходят в храм не только в радостную Пасхальную ночь, но и в скорбные дни Страстной седмицы. Они приходят в храм, не только чтобы поставить свечу у Креста Господня, но и чтобы самим взойти на Голгофу исповеди. Так сколько людей в России исповедуются и причащаются на Страстной? В Москве около 200 храмов. Предположим, что в каждом из них в этот день причащаются 500 человек. Итого 100 000 православных на восьмимиллионный город. Где тут пресловутые 47 процентов «православных» россиян? И двух процентов не набирается.
На эти два процента Церковь может влиять. Эти два процента под воздействием евангельской проповеди могут менять и образ своей жизни, и образ своих мыслей. И на два процента «прихожан» — 45 процентов «захожан»: тех, кто время от времени «заходит» в храм. И 300 процентов «политеистов». Их взгляды с наибольшей полнотой выражает астрологический прогноз такого типа: «Сегодня успех в бизнесе придет к Водолеям, если они будут православными; Рыбам перед важным решением рекомендуется зайти в мечеть; Весам лучше избегать каких-либо действий и хранить иудейскую субботу».
В сознании таких людей серьезная проповедь Церкви есть не что иное, как «фанатизм» и «насилие». Постсоветское околорелигиозное мышление: до сих пор не может переварить, что есть взгляды, которые христианство считает несовместимыми с Библией. Например, оккультно-языческие доктрины Рерихов. Странно, что от критика А. никто не требует немедленно согласиться с критиком В. А вот от христиан требуют незамедлительного согласия с рерихианцами...
Но это парадоксы «массового сознания». А что же люди, обычные люди, переступившие порог храма? Что обрели они за этим порогом?
Прежде всего, иную жизнь Человек соприкасается с миром, о котором раньше молчали или клеветали. Он научается быть таким, каким он еще не был. Если я скажу, что он находит Бога, — это будет восприниматься как разговор на китайском языке. Понять правду этого моего заявления может только человек, в жизни которого такая находка или уже состоялась, или близка. Поэтому я попробую сказать на языке привычных ценностей.
Первое: поскольку основные интуиции европейской и русской культуры родом из Евангелия, принятие Евангельской веры позволяет мне жить внутри европейской культуры. Августин и Иоанн Златоуст, Паскаль и Достоевский, Андрей Рублев и Бах жили и творили ради Христа. Приняв Христа, я хотя бы отчасти могу смотреть на мир их глазами.
Второе. У человека появляется развитая система ценностей и ответов на основные вопросы жизни и смерти. Он получает защиту от внешних влияний. До этого он был пластичным материалом в руках интеллектуальной моды. Что написала позавчерашняя газета, то становилось его сегодняшним убеждением... до следующей недели. Войдя в Церковь, он получает постоянную перспективу.
Третье: открытие многомерное человека. Оказывается, я не свожусь «совокупности общественных отношений». В человеческой душе есть такая глубина, которая не может быть заполнена ни политикой, ни культурой, ни бытом В каждом сердце есть такая келейка, которую Творец приготовил только для Самого Себя. Марксисты упрекают религию в том, что «она уводит от классовой борьбы». В этом есть правда. Но есть правда и в поступке матери, удерживающей сына от участия в гражданской войне.
Приход к вере освобождает от повинности ежедневного чтения газет и от раздражения, которое они несут. Когда человек начинает жить в тысячелетней культуре, жить с Богом и Его вечной Книгой — ему есть о чем думать и сказать, помимо газетных сюжетов.
История моей Церкви, моей страны началась не вчера. Она течет через тысячелетия, чтобы прийти в Вечность. А значит, «у меня есть право не быть собственным современником». Это не слова монаха. Это слова Марины Цветаевой. Это не «бегство от мира и его сложностей». Это дистанция. Чтобы не быть безликой калькой «мира», надо хоть немножко, хоть изредка быть «не от мира сего». Эту роскошь быть не только «современником», но и «со-вечником» и дарует человеку Вера.
